Дмитрий Селезнёв, «Смерть в июле и всегда в Донецке» (2025)
И под портретом Хемингуэя я кручу себе Stanley табак,
И всё потеряно поколенье, и непонятно, вообще, дальше как.
Идут составы «Москва — Одесса», везде Россия, конец весны.
Ну, а на сердце, ну, а на сердце — такая жопа, что хоть бы хны.
Зангези
«Как же хорош Селезнёв!» — пишу я иногда друзьям, прочитав новый текст в соцсетях старого шахтёра. «Так ему уже по возрасту не положено плохо писать», — справедливо замечают товарищи.
Новая книга Селезнёва, по сути, это те самые заметки военкора в телеге: некоторые главки и вовсе уже знакомы внимательному читателю старого шахтёра. «Очерки, миниатюры, зарисовки», — уточняет в аннотации на обратной стороне обложки русский писатель Валерий Айрапетян.
Название сборника, очевидно, в этот раз удалось. И не только «Смерть в июле…», но и некоторые заголовки. Например: «MOLOKO — магазины, насилие и литература», «Как мы убили Малыша», «А hard day’s night ин Мелитополь», «Путешествие в Вагнер-ленд». И — мой личный и самый длинный фаворит селезнёвских загов:
История, которую рассказал мне на кухне Вал и по моей просьбе оформил в виде рассказа о том, как его отряд высадился у Азовстали, чтобы спасти пять бохровцев, попавших в засаду, а в итоге попали в засаду все.
Селезнёв наблюдателен. Причём, что интересно — гражданской (но не мирной!) наблюдательности у военкора куда больше, чем военной: автор не раз признаётся, что он — интеллигент, простой наблюдатель («военкоры — статисты, падальщики войны»), далёкий от токсичной маскулинности. Эта честность подкупает и делает книгу актуальной для таких же “интелей” — мальчиков (молодых и старых) с томиком Достоевского под мышкой и древнерусской тоской в глазах.
Подкупает и кое-что другое: не воевавший Селезнёв порой позволяет себе такую браваду и пафос, которую допускает далеко не всякий пишущий военный. Но всё это настолько искренне и в то же время самоиронично, что вместо того, чтобы сомневаясь морщить лоб, ты веришь. Веришь и возвращаешься в то состояние, в котором успели побывать все, кто оказался в Донецке весной 2022-го.
Удивительно, как старому шахтёру хватило серотонина пронести этот настрой сквозь долгих три года, почти не расплескав! В трогательной истории «Как мы убили Малыша» о гибели пони (от рук Злого Хохла и пистолета доброго Зиздока) есть такие строки:
…мчимся, мчимся, мчимся! Закованы в бронежилеты [...], на заднем сиденье автомат Калашникова, в бардачке пару лимонок для врага имеется — романтика!
На следующей же странице Селезнёв подробно описывает свою военкорскую аптечку: мельдоний, жиры, спазган, ношпа, глазные таблетки…
Говорю же: с самоиронией у автора полный порядок.
Кроме базовых для [начинающего] писателя искренности и наблюдательности, старому шахтёру хватает и трёхлетнего опыта. Один только визит к «вагнерам» и личная беседа с ЕВП чего стоит!
Хватает и любви — к женщинам, России, Донецку, жизни, смерти, войне, миру и, конечно, русскому солдату:
Брат, браток, братан. Обгоняя военные колонны [...], ты видишь в кузове и на броне солдат и поднимаешь руку с открытой ладонью, таким образом приветствуя их. И тебе бойцы, порой усталые и чумазые, отвечают тем же жестом. Братья, братцы, братишки. На своих плечах они несут тяжёлое бремя войны.
Одна из фирменных фишек Селезнёва — аллюзии, метафоры, отсылки, ссылки, гиперссылки. Фильмы Тарковского и книги Ветхого Завета, классическая музыка и классическая литература — всё это подано доступно, не уводит повествование в сторону и не перегружает текст, а, напротив, сшивает разрозненные эпизоды войны и околовойны в единую картину:
Как бы учёные ни ратовали за человеческую рациональность, человек жил и живёт мифологическим сознанием. Человеческое сознание с помощью воображения способно красить холодную и отчуждённую реальность в тёплые тона, оно способно оживлять мёртвые и бездушные предметы, которыми наполнен этот мир. Это не я придумал, об этом писал русский философ Алексей Лосев — великий, кстати, русский человек.
